– Тридцать восемь, – ответил Мортон, – но не говорите о ней в прошедшем времени, она еще жива.
– Жива? – переспросил Дронго. – Это уже гораздо лучше. Где она сейчас находится?
– Госпиталь Святой Анны. Мы послали туда охрану из частных детективов. Посадили двоих прямо у ее палаты.
– Правильно сделали. То, что она жива, это более чем приятная неожиданность.
– Но в очень тяжелом состоянии, – добавил Мортон. – При падении она ударилась головой. Возможно, врачи будут делать трепанацию – черепа.
– Лишь бы она не потеряла память, – пробормотал Дронго. – Мы должны лететь прямо сейчас. Поедем в аэропорт, выясним, когда ближайший рейс на Лондон.
– Летом не бывает свободных мест на такие рейсы, – напомнил Вейдеманис. – Хотя у нас билеты бизнес-класса, но могут возникнуть сложности.
– Ничего, постараемся вылететь. Если нужно, даже с пересадками. Нам нужно как можно быстрее попасть в Лондон. Ловите такси, чтобы нас отвезли к вокзалу. Оттуда поедем в аэропорт.
Мортон поднял руку. В такси обычно не сидят впереди, и им пришлось устроиться всем троим на заднем сиденье, причем Эдгар оказался зажатым в середине.
– Что тебе сказал этот банкир? – спросил он по-русски у Дронго.
– Все гораздо сложнее, чем я предполагал, – ответил эксперт. Он обратил внимание на водителя, который прислушивался к их разговору, и предложил: – Поговорим потом. В самолете.
– Вы русские, – обрадовался водитель, – а я тоже русский. Из Павлодара, из Казахстана. Хотя по национальности считаюсь немцем, у меня дедушка был немцем, и у отца тоже была немецкая фамилия. Ну, значит, и у меня. Мы приехали сюда четырнадцать лет назад. А я думал, вы англичане, на русских совсем не похожи.
Дронго улыбнулся. Не стоит рассказывать водителю, что один из них американец, не понимающий русского языка, а двое других представители некогда братских народов большого Союза – азербайджанец и латыш, которые говорят друг с другом по-русски.
Они доехали до вокзала, слушая словоохотливого таксиста, рассказывающего им о жизни в Германии, и, оставив щедрые чаевые, поспешили к платформе. Каждые несколько минут отсюда отходили либо экспрессы, либо пригородные поезда, либо международные составы. Через пять минут они были уже в поезде, направлявшемся во франкфуртский аэропорт.
– О чем все время говорил этот таксист? – спросил Мортон. – Я понял, что он говорит по-русски, но не понял о чем.
– Рассказывал о своей жизни в Германии, – пояснил Дронго. – Они с семьей приехали из Казахстана. Его дедушка жил там, когда всех немцев Поволжья ссылали в Среднюю Азию.
– В России жили немцы? – удивился Мортон.
– И очень много, – ответил Дронго. – Некоторые немецкие семьи переехали в Россию еще в восемнадцатом веке, при Петре Первом, а потом при Екатерине Второй. Но во время войны их всех переселили в Среднюю Азию. А многие отправились добровольцами воевать с фашистами. Ведь они считали себя по воспитанию, образованию, образу жизни, обычаям, привычкам во многом больше советскими людьми, чем традиционными немцами из Германии. Его дед женился на украинке, а отец потом на русской. В результате появился мальчик с немецкой фамилией, на три четверти русский и украинец.
– Понятно, – улыбнулся Мортон, – у нас в Америке очень много таких смешанных семей. У меня самого прадед был из индейского племени апачей, а бабушка из шотландского горного клана. В честь ее погибшего брата Арчибальда меня так и назвали. Мама очень любила своего дядю, младшего брата моей бабушки. Что вам сказал этот немецкий банкир?
– То, что я и ожидал услышать, – ответил Дронго, помня о своей договоренности со Штельмахером. – Он признался, что все семь человек, список которых мне дали в вашем клубе, являются еще и членами известной масонской ложи.
– И ради этого секрета мы летели сюда? – недоверчиво протянул Мортон. – Даже у нас в Америке есть свои масонские ложи. А в Европе почти все известные политики и финансисты состоят в разных ложах и тайных организациях. В этом нет ничего особенного. Все знают, что многие политики – члены масонских лож. Некоторые умудряются состоять даже в нескольких масонских ложах.
– Мне дали список из семи фамилий, – напомнил Дронго, – и, очевидно, именно их подозревали в принадлежности к какой-то особенной ложе, которая может вызывать неприятие у членов Совета клуба. Что и подтвердил Штельмахер, сообщивший, что все семеро были членами одной ложи.
– Поэтому их убивали? – не поверил Вейдеманис.
– Нет, не поэтому. Очевидно, членом их ложи, почетным членом, – поправился Дронго, – или даже, возможно, одним из магистров был Доменик Стросс-Кан, которого они готовили в президенты Франции. В начале апреля он произнес резкую обличительную речь против Бильдербергского клуба и тайных вашингтонских правителей, которые не понимают реалий сегодняшнего дня. И через месяц его арестовали по обвинению в сексуальных домогательствах. Всем понятно, что дело шито белыми нитками, оно просто сфабриковано. Пожилой Стросс-Кан никак не мог справиться с этой здоровенной афроамериканкой. Но его все равно арестовали и держали в тюрьме ровно до того момента, пока он не подал заявление об уходе со своей должности. Отставку моментально приняли, и уже через несколько часов он вышел на свободу под залог в один миллион долларов. Такое невероятное совпадение.
– Вы думаете, все началось из-за него? – спросил Мортон. – Кажется, мы уже приехали, идемте скорее.
Они вышли на перрон и поднялись по эскалатору наверх.
– Не только из-за него, – пояснил Дронго, – но, возможно, это было как первый выстрел, начавший большую войну. В ложе решили своеобразно отомстить, узнав о новой финансовой политике, принятой на заседании клуба, сыграть в параллельную игру, попутно заработав несколько миллиардов долларов. В свою очередь, в самом клубе поняли, что кто-то пытается играть на их поле, помогая брокерам зарабатывать миллиардные состояния. Тогда в клубе начали самостоятельную проверку, а мне выдали уже возможных подозреваемых. И когда я назвал двух банкиров, которых нужно было проверить особенно тщательно, в ложе решили, что именно эти двое и составляют их слабое звено. Один был новичком, а другой стал инвалидом после приема антидепрессантов. И тогда было принято решение о физической ликвидации именно этих банкиров, как не самых надежных среди тех, кто присутствовал на заседании – клуба.